— Понял…
— Ладно… — Виктор махнул рукой, остывая, как чайник, выпустивший пар. — Довольно болтать. Начнем работу. Сегодня я введу Лине присадку генотолерант-ности. Присадку высшего качества — в пару тысяч раз дороже того дерьма, что торчит в твоих хромосомах. Присадку, изготовленную на материале Амеадоры красной со Станса. Три дня уйдет на адаптацию. И это будет нашим первым, малейшим шажком. Надеюсь, он не закончится пшиком. Шагать нам еще ох как долго…
Лина сидела в кресле и глядела на Тутмеса. Тень уходящей боли замутняла ее взгляд, тянула вниз уголки губ. Лина гладила длинными пальцами кожу подлокотников, пытаясь убедиться в их реальности.
— Почему я здесь? — шепнула она тихо, едва слышно. — Я вернулась на Землю. Я гуляла по парку, летала в небе, плавала в океане. Пила вино с друзьями. Легкое белое вино… Выкинула из головы мысли о Викторе и его мертвом Слоне. Почему я снова здесь?
— Вы все время были здесь, госпожа, — сказал Тутмес. — Все три дня. Это был сон, юная госпожа. Сон, не более того.
— Сны не бывают такими… настоящими.
— Бывают. Искусственный сон. Он сродни наркотическим грезам, он ярче, чем сама жизнь.
— Значит, Вик все-таки вкатил мне какую-то присадку?
— Да, госпожа.
— Я убью его, — голос девушки стал громче, обрел яростный оттенок. — Убью!
— Вы когда-нибудь убивали, госпожа?
— Нет…
— Тогда не убьете и сейчас. Это страшный грех — убивать. Он оставляет огромные дыры в душе, их не залатать ничем.
— А ты убивал?
— Да, госпожа. — Лицо Тутмеса исказилось, постарело вдруг на десяток лет. — Не будем об этом…
— Что будет дальше?
— Дальше? — Тутмес покачал головой. — Никто не знает, что будет дальше. Многие думают, что знают свое будущее, но это лишь обман. Иллюзии людей — сильных и слабых.
— А ты какой — сильный или слабый?
— Я слаб, госпожа. Я ничтожен. И хозяин слаб, как бы высоко ни ставил себя. А вот вы, госпожа, можете стать сильной. Очень сильной. Если выживете.
— Ты говорил, что у меня нет шансов.
— Есть. Теперь, может быть, есть. Вы сильнее, чем мне показалось сначала.
— И что же мне делать?
— Ничего. Закройте глаза и слушайте шум леса. Рокот ветвей в вышине, песни лягушек, разговоры птиц, крики обезьян, шорох листвы под ногами… Песня леса скажет вам о многом.
— Здесь нет леса. Нет ничего, кроме уродливого камня.
— Закройте глаза, госпожа.
Веки Лины медленно опустились, голова откинулась на спинку кресла.
— Вы слышите, госпожа?
— Да… Откуда это, Тутмес?
— Это лес, госпожа. Лес, из которого мы вышли. Лес всегда в нас. Он живет там, внутри.
— Что мне делать, Тутмес?
— Слушайте лес, госпожа. Может быть, он спасет вас.
— Поговорил с ней, Тутмес? — спросил Виктор.
— Да. Она снова спит. Юная госпожа спит, и ей снится лес.
— Какое впечатление она производит?
— Хорошее. Очень хорошее. Вы нашли прекрасный материал, хозяин.
— Как ты думаешь, сегодня вечером удастся приступить ко второму этапу?
— Нет, хозяин, простите. Сегодня — нет. Пусть отдохнет до завтра.
— Лжешь, — Виктор помрачнел. — Ты пытаешься затянуть дело. Я ждал так долго, а теперь опять сплошные задержки…
— Это действительно хороший материал, хозяин. Лина — редкостно чистая особь. Если вы поспешите, то убьете ее. И тогда вам придется снова лететь на Землю, все затянется еще дольше…
— Ладно. Черт… — Виктор стукнул кулаком по колену. — Завтра, завтра. Пойдем, — он порывисто поднялся на ноги. — Покажи, кто живет в восьмом блоке. Мы так и не добрались до них.
Десять биообразцов, обитающих в контейнерах восьмого блока, ввели Виктора в состояние эйфории. Он причмокивал, щелкал пальцами и улыбался. Одиннадцатый образец вогнал его в состояние недоуменного ступора.
— Это что за дрянь? — спросил Виктор.
В небольшом герметичном аквариуме, скромно притулившемся в углу, в зеленоватой жидкой среде извивался бледный плоский глист, сантиметров тридцати длиной.
— Platella turionana, — тихо сказал Тутмес. — Ленточный червь. Уникальный экземпляр.
— Эта тварь со Станса?
— Да, хозяин.
— Откуда она взялась? Я не заказывал такого. Меня не интересуют плоские черви.
— Вы не заказывали его, хозяин. Червь был внутри пальцеглаза.
— Так-так, — произнес Виктор, медленно мрачнея лицом. — И что ты хочешь сказать? Что притащил сюда, на мой астероид, пальцеглаза, зараженного вонючими глистами? Кажется, я дал тебе достаточно денег, чтобы ты отобрал лучшие биообразцы. Лучшие. Самые лучшие!!! Я ведь так говорил, да?! Или у меня, старого маразматика, отшибло память?!
— Простите, хозяин… — Тутмес молниеносно согнулся в поклоне — низком, почти до пола. — Так получилось. Внутри пальцеглаза была эта штука…
— Только и слышу от тебя: “Простите, хозяин!” — завопил Виктор. — На каждом шагу! Ты вытворяешь черт знает что, а я должен все тебе прощать, да?
— Простите, простите великодушно…
Виктор схватил Тутмеса за плечи, дернул вверх, выпрямил, яростно уставился в полузажмуренные, дрожащие черные глаза. Потом с наслаждением въехал коленом в солнечное сплетение чертова африканца. Тутмес захрипел, сложился пополам. Виктор не дал ему упасть. Выпрямил снова, подтащил к стене, прислонил и отпустил тормоза. Его сухие, немолодые, но еще крепкие кулаки били в шоколадное лицо как в боксерскую грушу — раз за разом, с глухим стуком. После пятого или шестого удара Тутмес рухнул на пол и закрыл голову руками. Виктор добавил пару пинков по ребрам и неожиданно успокоился. Стоял, тяжело дышал, смотрел на разбитые костяшки своих пальцев. Давно ему не было так хорошо.