Такого, как хиту, они еще не видели. Хиту — враг внутренний. Нечто вроде болезни. Разумной болезни, не уничтожаемой лекарствами.
Хиту — Хозяин. Пока он только один, но скоро их станет много. И тогда они станут настоящими хозяевами Земли, как стали хозяевами Станса. Земля — отличное место для обитания, пожалуй, даже получше, чем Станс.
Джозеф Горны лежал на диване, завернувшись в теплый плед, похрапывал во сне. Хиту позаботился о рабе-вместилище — покормил его, уложил в постельку. О рабах нужно заботиться, если сами они не в состоянии это сделать. Потому что это забота о самом себе.
Червь пошевелил кончиком брюшка, раздувшимся от личинок. Вот они, будущие маленькие хиту, еще не родившиеся, числом две дюжины. Когда он размножался в последний раз? Трудно сказать… по земным меркам с тех пор прошло не меньше века. На Стансе ни к чему было размножаться — непросто найти место для новых деток. Здесь, среди людишек, — раздолье. Не стоит тянуть дольше. Личинки вызрели, забавно копошатся в животе, просятся на волю. Будет вам воля, будет. Завтра же…
Пусть старик поспит. Для того, что ему предстоит сделать, нужны силы.
Умник вел машину на удивление спокойно — не форсил, не лихачил, спокойно катил по хайвею, ни разу не превысив разрешенную скорость. Лина понимала его — хотелось бы побыстрее конечно, но не дай бог засветиться, обратить на себя внимание полиции.
У них уже проверяли документы — три раза, в положенных стационарных пунктах контроля. Документы были в полном порядке — с паспорта Лины смотрел симпатичный юный парень с пшеничными усиками и курчавой бородкой; само собой, внешность Лины точно соответствовала фотографии. Умник тоже оброс бородой — только черной, кумпол его прикрыла темная с проседью шевелюра, нос украсился заметной горбинкой, контактные линзы придали светлым глазкам карюю еврейскую грусть. Да-да, Умник, шпион неизвестной страны, превратился в иудейского ребе, влез в черный лапсердак, надел черную шляпу, не поленился даже приклеить пейсы — для достоверности. Выглядел он теперь лет на шестьдесят, и Лина не узнала бы его ни за что, встретив на улице.
— Ты не из Израиля, случаем? — спросила она, отхохотавшись после того, как Умник в первый раз предстал в новом обличье.
— А что?
— Уезжать туда в мои планы не входит.
— Ты не антисемитка, кстати? — поинтересовался Умник. — Все поляки — жуткие антисемиты.
— Да мне по фигу это — еврей не еврей, — сказала Лина. — Но в Израиль не поеду. Там дико жарко.
— В моей стране тебе жарко не будет, — заявил Умник. — У нас прохладный климат. Лучше, чем тут у вас, в Америке.
— Исландия? — сразу предположила Лина, продолжив цепь догадок.
— Чуть южнее, — ответил Умник. — Но севернее Корсики, это точно.
Они уже проехали через Пенсильванию и Огайо, пересекли границу штата Мичиган и приближались к Детройту. Лина извелась от ничегонеделания — и видео-то она посмотрела, и музыку послушала, и в компьютерную стрелялку поиграла, и кроссворды отгадывала, и просто спала часа два, откинув сиденье почти до горизонтали. Противный Умник не пускал ее за руль, а это было единственным, чего она действительно сейчас хотела.
Быстрее, быстрее.
— Не ерзай, — сказал Умник. — Все сиденье своей вертячей попой протерла.
— Это не твое сиденье. И не твоя машина. Тебе какая разница?
— Не елозь. Отвлекаешь мое внимание.
— А там, в твоей стране, у тебя какая машина? Бензиновая?
— Нет у меня там машины.
— А на чем же ты ездишь?
— На упряжке из ездовых собак, — сообщил Умник.
— Собаки? — недоуменно переспросила Лина. — Это, типа, как эскимосы ездят? Что, там настолько холодно?
— Ага. Сопли замерзают прямо в носу. Лед и полярное сияние. Холодильник не нужен. Мороженых тюленей — основную нашу еду — храним прямо под кроватью. А еще у меня есть ручной белый медведь.
— Кончай запугивать, — отмахнулась Лина. — И пусти меня за руль в конце концов!
— Не пущу. Сколько еще осталось ехать?
— Отсюда — часа три.
— Тем более не пущу. Недолго осталось.
— Ну вот приедем мы, найдем отца, — сказала Лина. — А дальше что будем делать?
— Извлечем червя и убьем его. Сожжем, чтоб и следов не осталось.
— Как ты его извлечешь? Живот отцу разрежешь?
— У меня с собой фиброскоп. Зацеплю червя и вытяну. Ничего твоему папе не будет.
— Ты умеешь управляться с фиброскопом?
— Я все умею.
— То есть вообще все?
— Ну почти все. Во всяком случае все, что нужно.
— Так не получится, — заявила Лина. — Этот свистун воздействует на людей, заставляет их делать то, что он хочет. Только я ему не подчиняюсь.
— Почему не подчиняешься?
— Откуда я знаю? Наверное, потому, что я переделанная. А с тобой он справится в два счета.
— Не справится. В цереброшлеме сработает защита.
— Защита от инопланетных разумных червей?
— Универсальная защита.
— А если отец будет сопротивляться? Им ведь свистун командует.
— Тогда я прочту ему иудейскую проповедь, — Умник потеребил правый пейс. — Скажу, что мы — посланцы пророка Исайи.
— Не пойдет. Отец — упертый католик.
— Значит, отслужу католическую мессу. И изгоню демона.
— Ты с ним поосторожнее, пожалуйста, — сказала Лина. — Все-таки это мой папа. Хотя у меня с ним в последнее время были плохие отношения…
— Мы едем спасать твоего отца, — сказал Умник. — И никто, кроме нас, его не спасет. Поверь, я сделаю все, что в моих силах.
— А из твоей страны в Штаты писать письма можно?
— Все, что угодно — письма, телефон, видео, Интернет.