Особо опасная особь - Страница 120

120

А после ужина Юрка все-таки потащил ее играть в бильярд, и Николай Андреевич пошел вместе с ними, и долго озадаченно смотрел, как Юрка с Линой пытаются загнать хоть один шар в лузу, а шары крутятся и вылетают обратно. А потом сказал “Дай-ка”, отнял у сына кий и забил пять шаров за четыре удара. После этого между сыном и отцом началась жестокая неравная битва — Николай Андреевич клал один шар за другим, выполняя такие комбинации, что Лина только диву давалась; Юрка же потел, пыхтел, но тщания его не увенчивались успехом. Лина зевнула, села в кресло, откинулась на спинку, закрыла глаза. Со стороны стола раздавались непонятные слова: “Куда ты с оттяжкой, бей клапштокс”, “С машинкой только фрицы играют”, “А я тебе говорю, что это не стрейт-пул, здесь тебе не Америка”, “Через два шара в левый угол”, “Силен, батя!”, “Вот тебе своячок”, “От борта его, и правее центра”. Под этот аккомпанемент Лина и заснула.

День 29

День начался как обычно — Юрка разбудил Лину в шесть утра.

Когда-то она брыкалась, капризничала, не могла понять, зачем нужно так рано ложиться и вставать ни свет ни заря, но со временем привыкла — попробуй поспорь с Умником. Как всегда, они сделали пробежку в пять километров, искупались в озере (бр-р-р, холодна все же водичка в сентябре, особенно под моросящим дождем), пришли домой, позавтракали. А потом Юрий засобирался в город.

— Юр, возьми меня с собой, — попросила Лина. — Мне скучно одной.

— Ты здесь не одна. Найдешь чем заняться. Помоги маме по хозяйству.

— Да не нужна ей помощь! Она сама прекрасно справляется, меня только и гоняет: “Иди, доченька, видео посмотри, погуляй”. Ну да, не умею я эту работу делать — еду готовить, баню топить, в доме убираться. Но я могу научиться. А она меня учить не хочет. Почему? Я ей не нравлюсь, да?

— Ты всем нравишься, Линка, — Юрий обнял девушку, прижал к себе. — Все тебя здесь очень любят. Просто ты не создана для такой жизни — деревенской, патриархальной.

— А зачем тогда мы здесь живем? Нет, ты не думай, что я против твоих родителей, они славные… Просто такая жизнь — действительно не для меня.

— Я же тебе говорил: мы здесь ненадолго.

— Ты уже давно так говоришь. А мы торчим здесь, и ничего не меняется.

— Я решаю вопросы. Все не так просто.

— Ты каждый день мотаешься в Брянск, а меня оставляешь здесь. Мне скучно.

— Потерпи еще немножко, милая. Попроси папу, чтобы он показал тебе свою библиотеку.

— Библиотеку? — Лина фыркнула. — Вот моя библиотека, — она показала на компьютер. — Там есть все, что душе угодно. Только надоело все.

— У папы особенная библиотека. Попроси. Тебе понравится.

* * *

— Николай Андреевич, Юра велел, чтобы вы показали мне вашу библиотеку, — сказала Лина.

— Прямо так и повелел? — уточнил ехидный старикан.

— Прямо так.

— Ну ладно, покажу. Что ж не показать? Пойдем. Они прошествовали на второй этаж, в апартаменты Ладыгина-старшего. Лина уже бывала здесь не раз, но понятия не имела, что у Андреича есть отдельная библиотека — тем более такая, на которую интересно посмотреть.

По понятиям Лины библиотекой назывался обучающий компьютерный комплекс — нечто вроде домашнего кинотеатра. Поэтому, когда Ладыгин открыл дверь и пригласил ее в зал, уставленный стеллажами, Лина присвистнула от изумления и простодушно сказала:

— Ну ни фига себе!

— Что тебя так удивило? — поинтересовался Николай Андреевич.

— Книжки! Их же здесь несколько тысяч, наверное.

Во всем мире бумажные книги давно считались непозволительной роскошью, уничтожающей леса и не соответствующей политике стабилизированного потребления. Конечно, их еще делали в небольшом количестве — на потребу богатым эстетам, но стоили они очень-очень дорого. Коллекция, которая находилась в библиотеке Ладыгина, стоила, должно быть, миллионы. И в то же время была абсолютно бесполезной — это не картины и скульптуры, которыми можно любоваться.

Тысячи фолиантов пылились на полках в запертом от остального мира зале. Для того чтобы прочесть их, не хватило бы и жизни.

— Три с лишним тысячи томов, — уточнил Николай Андреевич.

— Это ж сколько денег надо, чтоб такое купить… Можно, я посмотрю?

— Конечно. Смотри.

Лина подошла к шкафу с надписью “Начало XXI в.”, открыла стеклянную дверцу, взяла в руки увесистый том — темно-зеленый переплет из натуральной кожи, надпись, тисненная золотом: “Иржи Грошек. Реставрация обеда”. Открыла — благородные, слегка пожелтевшие страницы, цветные иллюстрации, выглядящие так, словно рисовали их кисточкой, вручную. Лина прочла:

“Театральный фашист (в полном фашистском обмундировании): Гутен таг, дети! Вы видите эти дубовые золотые листочки на моих погонах?! Я ваш новый учитель ботаники! Фройляйн Ирэна, подите к доске, я дам вам линейкой по жопе! То есть по ягодицам!”

Лина засмеялась.

— Кто это такой, Иржи Грошек? — спросила она. — Никогда не слышала о нем.

— Был такой, — сказал Андреич. — Выдавал себя за чешского писателя, хотя на самом деле был австро-венгром польского происхождения. Активно не любил блондинок… писал, впрочем, дьявольски хорошо. Классика. Теперь уже никто не помнит классиков тех времен — если кого и упомянут, то разве Пелевина или Мидянина.

— Эта книжка отлично сохранилась, — заметила Лина, вертя том в руках и оглядывая его со всех сторон. — И вообще они все у вас тут как новенькие.

— Они и есть новенькие, — не без гордости сообщил Николай Андреевич. — Я напечатал их сам.

— Напечатали? — недоуменно переспросила Лина.

— Именно так. Подлинное издание этой книги Иржи Грошека имело весьма скромное оформление, не было там ни переплета из кожи, ни акварельных иллюстраций. Тем не менее стоит такая книжица — подлинная ; — не меньше ста восьмидесяти тысяч рублей, потому что в мире осталось всего шесть экземпляров. Сама понимаешь — хоть я и не беден, но такое мне не по карману.

120